Детство как период и как своеобразный феномен в жизни человека всегда привлекало художников, литераторов, музыкантов. Непосредственностью, искренностью и доверчивостью в отношении к окружающему миру. Восторженностью и радостностью восприятия жизни, очарованностью ею. Лёгкостью и беззаботностью. Каждодневными открытиями и незабываемыми впечатлениями. Особенным «детским измерением» со своим течением времени, то замедляющимся почти до бесконечности, то сжимающимся в одно краткое мгновение, и пространством, сотканным из красок, звуков, запахов. Всем тем, что уже никогда не повторится в жизни взрослой, обременённой заботами и тревогами. Не случайно в символике многих древних культур образ ребёнка ассоциируется с душой – чистой и невинной.
На рубеже XIX–XX веков, когда детство стало восприниматься лучшей порой в жизни человека, его прекрасной увертюрой, а вместе с пониманием детской психологии пришло и осознание особого мира детства, чувствами и переживаниями кардинально отличного от мира взрослых, многие выдающиеся мастера живописи стали последовательно обращаться в своём творчестве к изображению детей. Среди них Валентин Серов, Борис Кустодиев, Николай Богданов-Бельский, Владимир Маковский, Кирилл Лемох, Зинаида Серебрякова и многие-многие другие.
Детские портреты неоднократно писал и Лев Самойлович Бакст.
Человек добрый, отзывчивый и чувствительный по натуре, он очень любил детей и искренне восхищался ими. В письмах художника к членам семьи признания подобного рода появляются регулярно. «Нет для меня большего счастья, как быть окруженным детьми...», – пишет художник в одном из посланий жене Любови Гриценко-Бакст. В другом, восторгаясь, первыми рисунками сына Андрея, сообщает: «Не знаю, смешон ли я в моём увлечении Андрюшиными рисунками, но… сочетания так пленительно красивы, что я не задумался их взять за основу очень важного рисунка, который получит большое распространение».
Детская тема в искусстве волновала Бакста. Играла заметную роль, если не во всем творчестве художника, то в его душевном состоянии. Ему было необходимо изображать детей для поддержания своего внутреннего равновесия, «отдохновения души», поскольку именно в детях он находил тот особенный духовный свет, хранящий высшую мудрость и тайну божественного мироздания. Подобно тому, как Льва Бакста интересовали архаичные цивилизации, истоки зарождения их культуры, так и в образе ребёнка он видел истоки, первооснову человека.
Прекрасным примером детского портрета в искусстве художника является «Ребёнок в розовом» из корпоративной коллекции ОАО «Белгазпромбанк». Произведение было создано около 1910 года и, к сожалению, нам пока не известно, кто именно на нём запечатлён: Бакст часто писал и рисовал своих племянниц, падчерицу, сына, детей друзей и знакомых. Будем надеяться, что в ближайшее время исследователям удастся установить маленькую модель.
Художник изображает ребёнка на нейтральном, серебристо-охристом фоне, впечатляющим богатством своих тональных переходов, и в то же время, никак не отсылающим к возможному реальному месту действия. Как будто образ ребёнка внезапно «выхвачен» Бакстом из волшебного мира детства, наполненного фантазиями, играми и верой в доброту окружающего мира.
Взгляд сверху вниз, как и нежный бледно-розовый цвет свободного платья с рукавами-фонариками, сообщает маленькой модели беззащитность и хрупкость, которую ещё больше усиливает пышная шапка коротко остриженных, отливающих золотом волос. Головка ребёнка наклонена немного в сторону, тонкие руки спрятаны за спиной. Взгляд прозрачно-синих, широко раскрытых глаз обращен прямо на художника. И не ясно, кто кого изучает с бóльшим увлечением: живописец ли свою непростую модель-непоседу, замершую на мгновение (по-детски непринуждённо расставленные ножки в тёмных чулках и коричневых туфельках прекрасно передают эффект остановленного движения), или ребёнок, пристально рассматривающий заинтересовавшего его «странного взрослого» с удивительными инструментами и приспособлениями для рисования. Свободное положение фигуры ребёнка, естественность его позы и движения, и даже немного «сползший» чулок на левой ножке нивелируют сам момент позирования, усиливают впечатление непосредственности и непринуждённости происходящего, к которому стремился художник.